Вальтер скотт айвенго сокращенный вариант. Онлайн чтение книги Айвенго Ivanhoe Глава I

Жанр произведения: роман

Год написания: 1819

Главные герои: Седрик Благородный, его сын Айвенго, король Англии Ричард Львиное Сердце, его младший брат принц Джон, леди Ровена (возлюбленная Айвенго).

Сюжет:

Книгу «Айвенго» Вальтера Скотта (под псевдонимом Уэверли) по достоинству оценят поклонники романа исторического. В 1819 году напечатанная, книга погружает читателя в эпоху средневековья – в XII столетие. Через сто тридцать лет после Гастингской битвы 1066 года Вильгельм, норманнский герцог, прославившийся как Завоеватель, одерживает власть над Англией после победы над англосаксами, в одночасье лишившимися и своих прав и даже официального языка.

В трудные для английского народа времена из крестового похода в Святую землю для войны с сарацинами не вернулся Ричард Первый – король, прозванный Львиным Сердцем за благородство. Его корыстный брат Джон, стремясь к престолу, на правах принца становится виновником раздоров в стране и вражды между норманнами и саксами.

Роман погружает читателя в эпоху Средневековья: быт, облик англичан внешний и нравственный, традиции и нравы шотландского общества. На фоне борьбы за власть, основанной на исторически правдивых событиях, автор повествует о настоящей любви и преданности в дружбе, истинном рыцарском благородстве.

Читать краткое содержание Вальтер Скотт Айвенго

Из крестового похода инкогнито возвращается в Англию Айвенго - один из рыцарей короля Львиное Сердце. Сам Ричард не мог избежать плена. Меч и копьё – верные спутники молодого Айвенго, вставшего на защиту своих и чужих прав и чести, а также своей дамы сердца – леди Ровены. Такое благородство не одиноко: его соратниками по мечу и верными друзьями становятся прославленный в народе разбойник Робин Гуд и освободившийся из заточения король. Образы героев романа натуралистичны. Вальтер Скотт в деталях раскрывает портрет средневекового общества – от ярких костюмов до шотландского говора в речи.

В эпоху Ричарда Первого резко обострились размолвки между народами норманнским и саксонским. Саксы стремились к мирному земледелию на территориях, захваченных норманнами, и не желали воссоединения с этими завоевателями. Взаимная неприязнь между ними росла… Автор романа мечтал заинтересовать читателя идеей воссоединения самобытного духа побеждённого племени, верного своим корням, и вольного стремления к подвигам и славе победителей, по достоинству считавшихся цветом рыцарского братства.

Перед читателем простираются живописные места Англии: река Ден извивается среди густого обширного леса в горных долинах Шефффилда и Донкастера. Здесь начинается история приключений благородного рыцаря Айвенго.

В центре любовной сюжетной линии романа – прекрасная саксонка Ровена, всем сердцем любившая Айвенго, но помолвленная по настоянию опекуна с нежеланным женихом. Красотой Ровены пленились многие: смелый ясный взгляд голубых глаз, дерзкий изгиб тёмных густых бровей, роскошные локоны каштановых волос… Она с нетерпением ждёт возвращения Айвенго из Палестины в Англию.

Ожидается великий турнир, на котором все рыцари Англии, в том числе и Айвенго, должны доказать в честном поединке свою доблесть. Джон также ожидается на славном турнире.

Всеми правдами и неправдами принц Джон стремится продлить пленение своего венценосного брата – короля Ричарда Первого. В его отсутствие множатся бесчинства в государстве: разбойники из бедноты объединялись в лесные шайки, мстившие с оружием в руках своим притеснителям за личные обиды; баронские замки превращались в оборонительные крепости; эпидемия страшной болезни косит бедные слои населения из-за ужасающих условий существования.

Появляется на турнире и престарелый еврей Исаак с дочкой Ребеккой, которым вроде бы и места там нет. Но красота Ребекки завоёвывает благосклонность принца Джона.

Победителем турнира становится таинственный Рыцарь Лишённый Наследства, по традиции провозгласивший леди Ровену царицей любви и красоты. Оба не явились на пир к принцу Джону, что вызвало его искренний гнев. Кроме этого, Рыцарь Лишённый наследства не завладел всей суммой денег, доставшейся ему по праву победителя: он их раздал, а часть денег вернул Исааку за одолженные у него оружие и коня. Таинственный рыцарь нажил себе сразу нескольких недоброжелателей: ревнивого жениха Ровены Брияна де Буагильбер и рассердившегося принца Джона. Главный бой ещё предстоял…

Очередной турнирный бой продолжался долго и был непредсказуем. В итоге Рыцарь Лишённый наследства, рисковавший проиграть бой, вдруг получает подмогу от неожиданно вмешавшегося в поединок Чёрного Лентяя, тоже доблестного рыцаря, который исчез так же незаметно, как и появился. За неимением истинного героя Рыцарь Лишённый наследства провозглашается единственным победителем турнира.

Всем было интересно, кто скрывается за шлемом раненного в поединке победителя. Им оказался загорелый кудрявый юноша двадцати пяти лет с русыми волосами и пятнами крови на бледном лице. Узнавшая его Ровена на правах выбранной королевы турнира награждает его венцом за отвагу. Неведомый раненый рыцарь падает к её ногам без чувств. Это был Айвенго.

Принц Джон не был рад его возвращению, ведь ему требовалось вернуть и замок и его имения. В завершение турнирного дня принц получает ещё один отказ служить ему от победившего в состязании по стрельбе крестьянина Люксли, верного только Ричарду Первому. Именно Люксли станет впоследствии организатором тайных отрядов сопротивления принцу Джону.

Интриги, опасности, неожиданные повороты судьбы ожидают каждого их героев романа Вальтера Скотта. Не заставит себя долго ждать несправедливое пленение господина Седрика, леди Ровены, Адельстана и остальных пленных саксонцев, обречённых на казнь. Некрасивая саксонка Ульрика среди них всю жизнь мстит своим врагам-норманнам за убийство её близких.

Переодетый Седрик обманом покидает замок пленных и спасается. А замок осаждают друзья саксонцев во главе с Чёрным Рыцарем – их спасители, борцы за справедливость.

Раненого Айвенго выхаживает Ревекка и увлекается его идеей служения королю Ричарду. Именно Львиное Сердце и скрывался за таинственным обликом Чёрного рыцаря, что становится известно лишь спустя некоторое время после кровопролитной схватки с норманнами ради освобождения саксонцев, жертвой которой становится сэр Адельстана, заплативший своей жизнью…

Очередным чудом разоблачения суждено предстать перед народом и крестьянину Люксли, ведь это не кто иной, как сам Робин Гуд из Шервудского леса.

Вернувшегося из плена Ричарда Первого и Айвенго ожидают почести и тёплый приём верных подданных. За здоровье короля господин Седрик поднимает бокал вина.

Доблестный Айвенго женится на возлюбленной Ровене, а Ребекка, чудом избежавшая казни, оставит сопернице в дар красивое украшение в знак примирения. Ребекка навсегда покинет Англию…

В романе «Айвенго» Вальтер Скотт пытается подвести счастливый (насколько это возможно) итог происходящим событиям: примирить враждующих и наградить достойнейших. Эта книга – истинный гимн отваге и чести рыцарей, составивший воинский цвет средневековья.

Действие 1. Олимпиада Большова, или как ее ласково называют Липочка, достигла возраста, когда самое время подошло выходить замуж. Эта девушка целыми днями просиживает с книгой, глядя в окно, но мысли ее вовсе не о прочитанном, а о танцах.

Вальтер Скотт - «Айвенго». Краткое содержание

Прекрасный пример изысканного и поистине легендарного произведения. Выдающийся английский писатель Вальтер Скотт написал полную красоты и героизма историю рыцаря Айвенго. Краткое содержание этого романа не может полностью раскрыть дух событий, о которых повествует автор, ибо данная легенда великолепна в своей полноте. Краткое содержание "Айвенго" будет охватывать события лишь поверхностно, не внедряясь в детали образов и поступков. Итак, начнем.

История начинается через 100 лет после знаменитой битвы при Гастингсе, после которой Англией стал править Вильгельм Завоеватель. За это время короли быстро сменяли друг друга, постепенно приводя некогда цветущее государство в упадок. Принц Джон, младший брат короля Ричарда Львиное Сердце, пользуясь отсутствием брата, сеет смуту в королевстве, разжигая вражду между норманнами и саксами. Седрик Ротервудский мечтает вновь возродить силу саксов. Чтобы осуществить свои мечты, ему нужно женить Ательстана Конингсбургского, будущего предводителя освободительного движения, на леди Ровене, которую он воспитал и которая осталась единственной представительницей королевского рода. Но тут возникает проблема: Ровена любит сына Седрика - Уилфреда Айвенго. Узнав об этом, Седрик изгоняет сына из дома.

Спустя некоторое время

После ряда событий Айвенго отправляется на турнир при Ашби, на котором собрались все искусные воины Англии, чтобы побороться за руку и сердце прекрасной Ровены. Айвенго участвует в турнире, прикрыв лицо шлемом и назвавшись "рыцарем, Лишенным наследства". Он доходит до финала и побеждает высокомерного Бриана де Буагильбера. На следующий день во время общего турнира рыцарь, Лишенный наследства, снова борется с Брианом де Буагильбером, и не без посторонней помощи одерживает победу. Во время возложения венка на голову победителя маршалы снимают шлем с незнакомца и Ровена узнает в нем своего возлюбленного Айвенго. Краткое содержание умалчивает о многих деталях, что, возможно отразится на вашем личном прочтении полной версии этого романа. Однако пойдем дальше.

Принц Джон узнает, что его брат жив и возвращается домой. Страх перед этим в дальнейшем станет причиной того, что Седрика и его спутников, которые возвращались домой с турнира, схватят в плен и увезут в замок Фрон де Бефа. Седрик бросает вызов своим захватчикам. Он сдаваться не намерен. Тем временем принц де Браси предлагает сердце и руку Ровене. Однако та отказывает и просит его помочь Айвенго, который смертельно ранен. Вокруг замка стягиваются войска под предводительством Черного рыцаря, который в прошлом помог Айвенго одержать вторую победу на турнире над Буагильбером. Стены не выдерживают упорной осады. Вольные стрелки освобождают Седрика и его людей. Ательстан погибает, бросившись в погоню за Буагильбером.

Тем временем де Браси сообщает трусливому принцу, что Ричард уже в Англии. Принц Джон отправляет Вольдемара Фиц-Урса убить Ричарда. Затея Фиц-Урса срывается. Черный рыцарь вместе с Локсли и солдатами разбивают его солдат. Дальше события мгновенно сменяют друг друга. В конце концов Айвенго добивается разрешения отца быть с Ровеной, а Ричард Львиное Сердце, вернувшись на престол, обещает Англии мир и процветание.

Заключение

Произведение «Айвенго», краткое содержание которого не позволяет представить все в деталях, нужно читать полностью и изучать строку за строкой, чтобы понять весь смысл, заложенный автором. Вальтер Скотт создал поистине эпохальное произведение, которое живет до сих и пользуется огромной популярностью. Во всем мире знают о великом Робине Гуде, которым был Локсли, и о героических поступках Айвенго. Краткое содержание этого произведения является лишь небольшим экскурсом по главным эпизодам романа.

Они беседовали той порой,

Когда стада с полей брели домой,

Когда, наевшись, но не присмирев,

Шли свиньи с визгом нехотя в свой хлев.

Поп, «Одиссея»

В той живописной местности весёлой Англии, которая орошается рекою Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывавшие большую часть красивейших холмов и долин, лежащих между Шеффилдом и Донкастером. Остатки этих огромных лесов и поныне видны вокруг дворянских замков Уэнтворт, Уорнклиф-парк и близ Ротерхема. По преданию, здесь некогда обитал сказочный уонтлейский дракон; здесь происходили ожесточённые битвы во время междоусобных войн Белой и Алой Розы; и здесь же в старину собирались ватаги тех отважных разбойников, подвиги и деяния которых прославлены в народных песнях.

Таково главное место действия нашей повести, по времени же - описываемые в ней события относятся к концу царствования Ричарда I, когда возвращение короля из долгого плена казалось желанным, но уже невозможным событием отчаявшимся подданным, которые подвергались бесконечным притеснениям знати. Феодалы, получившие непомерную власть в царствование Стефана, но вынужденные подчиняться королевской власти благоразумного Генриха II, теперь снова бесчинствовали, как в прежние времена; пренебрегая слабыми попытками английского государственного совета ограничить их произвол, они укрепляли свои замки, увеличивали число вассалов, принуждали к повиновению и вассальной зависимости всю округу; каждый феодал стремился собрать и возглавить такое войско, которое дало бы ему возможность стать влиятельным лицом в приближающихся государственных потрясениях.

Чрезвычайно непрочным стало в ту пору положение мелкопоместных дворян, или, как их тогда называли, Франклинов, которые, согласно букве и духу английских законов, должны были бы сохранять свою независимость от тирании крупных феодалов. Франклины могли обеспечить себе на некоторое время спокойное существование, если они, как это большей частью и случалось, прибегали к покровительству одного из влиятельных вельмож их округи, или входили в его свиту, или же обязывались по соглашениям о взаимной помощи и защите поддерживать феодала в его военных предприятиях; но в этом случае они должны были жертвовать своей свободой, которая так дорога сердцу каждого истого англичанина, и подвергались опасности оказаться вовлечёнными в любую опрометчивую затею их честолюбивого покровителя. С другой стороны, знатные бароны, располагавшие могущественными и разнообразными средствами притеснения и угнетения, всегда находили предлог для того, чтобы травить, преследовать и довести до полного разорения любого из своих менее сильных соседей, который попытался бы не признать их власти и жить самостоятельно, думая, что его безопасность обеспечена лояльностью и строгим подчинением законам страны.

Завоевание Англии норманским герцогом Вильгельмом значительно усилило тиранию феодалов и углубило страдания низших сословий. Четыре поколения не смогли смешать воедино враждебную кровь норманнов и англосаксов или примирить общностью языка и взаимными интересами ненавистные друг другу народности, из которых одна всё ещё упивалась победой, а другая страдала от последствий своего поражения. После битвы при Гастингсе власть полностью перешла в руки норманских дворян, которые отнюдь не отличались умеренностью. Почти все без исключения саксонские принцы и саксонская знать были либо истреблены, либо лишены своих владений; невелико было и число мелких саксонских собственников, за которыми сохранились земли их отцов. Короли непрестанно стремились законными и противозаконными мерами ослабить ту часть населения, которая испытывала врождённую ненависть к завоевателям. Все монархи норманского происхождения оказывали явное предпочтение своим соплеменникам; охотничьи законы и другие предписания, отсутствовавшие в более мягком и более либеральном саксонском уложении, легли на плечи побеждённых, ещё увеличивая тяжесть и без того непосильного феодального гнёта.

При дворе и в замках знатнейших вельмож, старавшихся ввести у себя великолепие придворного обихода, говорили исключительно по-нормано-французски; на том же языке велось судопроизводство во всех местах, где отправлялось правосудие. Словом, французский язык был языком знати, рыцарства и даже правосудия, тогда как несравненно более мужественная и выразительная англосаксонская речь была предоставлена крестьянам и дворовым людям, не знавшим иного языка.

Однако необходимость общения между землевладельцами и порабощённым народом, который обрабатывал их землю, послужила основанием для постепенного образования наречия из смеси французского языка с англосаксонским, говоря на котором, они могли понимать друг друга. Так мало-помалу возник английский язык настоящего времени, заключающий в себе счастливое смешение языка победителей с наречием побеждённых и с тех пор столь обогатившийся заимствованиями из классических и так называемых южноевропейских языков.

Я счёл необходимым сообщить читателю эти сведения, чтобы напомнить ему, что хотя история англосаксонского народ после царствования Вильгельма II не отмечена никакими значительными событиями вроде войн или мятежей, всё же раны, нанесённые завоеванием, не заживали вплоть до царствования Эдуарда III. Велики национальные различия между англосаксами и их победителями; воспоминания о прошлом и мысли о настоящем бередили эти раны и способствовали сохранению границы, разделяющей потомков победоносных норманнов и побеждённых саксов.

Солнце садилось за одной из покрытых густой травою просек леса, о котором уже говорилось в начале этой главы. Сотни развесистых, с невысокими стволами и широко раскинутыми ветвями дубов, которые, быть может, были свидетелями величественного похода древнеримского войска, простирали свои узловатые руки над мягким ковром великолепного зелёного дёрна. Местами к дубам примешивались бук, остролист и подлесок из разнообразных кустарников, разросшихся так густо, что они не пропускали низких лучей заходящего солнца; местами же деревья расступались, образуя длинные, убегающие вдаль аллеи, в глубине которых теряется восхищённый взгляд, а воображение создаёт ещё более дикие картины векового леса. Пурпурные лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь листву, отбрасывали то рассеянный и дрожащий свет на поломанные сучья и мшистые стволы, то яркими и сверкающими пятнами ложились на дёрн. Большая поляна посреди этой просеки, вероятно, была местом, где друиды совершали свои обряды. Здесь возвышался холм такой правильной формы, что казался насыпанным человеческими руками; на вершине сохранился неполный круг из огромных необделанных камней. Семь из них стояли стоймя, остальные были свалены руками какого-нибудь усердного приверженца христианства и лежали частью поблизости от прежнего места, частью - по склону холма. Только один огромный камень скатился до самого низа холма, преградив течение небольшого ручья, пробивавшегося у подножия холма, - он заставлял чуть слышно рокотать его мирные и тихие струи.

Два человека оживляли эту картину; они принадлежали, судя по их одежде и внешности, к числу простолюдинов, населявших в те далёкие времена лесной район западного Йоркшира. Старший из них был человек угрюмый и на вид свирепый. Одежда его состояла из одной кожаной куртки, сшитой из дублёной шкуры какого-то зверя, мехом вверх; от времени мех так вытерся, что по немногим оставшимся клочкам невозможно было определить, какому животному он принадлежал. Это первобытное одеяние покрывало своего хозяина от шеи до колен и заменяло ему все части обычной одежды. Ворот был так широк, что куртка надевалась через голову, как наши рубашки или старинная кольчуга. Чтобы куртка плотнее прилегала к телу, её перетягивал широкий кожаный пояс с медной застёжкой. К поясу была привешена с одной стороны сумка, с другой - бараний рог с дудочкой. За поясом торчал длинный широкий нож с роговой рукояткой; такие ножи выделывались тут же, по соседству, и были известны уже тогда под названием шеффилдских. На ногах у этого человека были башмаки, похожие на сандалии, с ремнями из медвежьей кожи, а более тонкие и узкие ремни обвивали икры, оставляя колени обнажёнными, как принято у шотландцев. Голова его была ничем не защищена, кроме густых спутанных волос, выцветших от солнца и принявших тёмно-рыжий, ржавый оттенок и резко отличавшихся от светло-русой, скорей даже янтарного цвета, большой бороды. Нам остаётся только отметить одну очень любопытную особенность в его внешности, но она так примечательна, что нельзя пропустить её без внимания: это было медное кольцо вроде собачьего ошейника, наглухо запаянное на его шее. Оно было достаточно широко для того, чтобы не мешать дыханию, но в то же время настолько узко, что снять его было невозможно, только распилив пополам. На этом своеобразном воротнике было начертано саксонскими буквами:

«Гурт, сын Беовульфа, прирождённый раб Седрика Ротервудского».

Возле свинопаса (ибо таково было занятие Гурта) на одном из поваленных камней друидов сидел человек, который выглядел лет на десять моложе первого. Наряд его напоминал одежду свинопаса, но отличался некоторой причудливостью и был сшит из лучшего материала. Его куртка была выкрашена в ярко-пурпурный цвет, а на ней намалёваны какие-то пёстрые и безобразные узоры. Поверх куртки был накинут непомерно широкий и очень короткий плащ из малинового сукна, изрядно перепачканного, отороченный ярко-жёлтой каймой. Его можно было свободно перекинуть с одного плеча на другое или совсем завернуться в него, и тогда он падал причудливыми складками, драпируя его фигуру. На руках у этого человека были серебряные браслеты, а на шее - серебряный ошейник с надписью: «Вамба, сын Безмозглого, раб Седрика Ротервудского». Он носил такие же башмаки, что и его товарищ, но ремённую плетёнку заменяло нечто вроде гетр, из которых одна была красная, а другая жёлтая. К его шапке были прикреплены колокольчики величиной не более тех, которые подвязывают охотничьим соколам; каждый раз, когда он поворачивал голову, они звенели, а так как он почти ни одной минуты не оставался в покое, то звенели они почти непрерывно. Твёрдый кожаный околыш этой шапки был вырезан по верхнему краю зубцами и сквозным узором, что придавало ему сходство с короной пэра; изнутри к околышу был пришит длинный мешок, кончик которого свешивался на одно плечо, подобно старомодному ночному колпаку, треугольному ситу или головному убору современного гусара. По шапке с колокольчиками, да и самой форме её, а также по придурковатому и в то же время хитрому выражению лица Вамбы можно было догадаться, что он один их тех домашних клоунов или шутов, которых богатые люди держали для потехи в своих домах, чтобы как-нибудь скоротать время» по необходимости проводимое в четырех стенах.

Подобно своему товарищу, он носил на поясе сумку, но ни рога, ни ножа у него не было, так как предполагалось, вероятно, что он принадлежит к тому разряду человеческих существ, которым опасно давать в руки колющее или режущее оружие. Взамен всего этого у него была деревянная шпага наподобие той, которой арлекин на современной сцене производит свои фокусы.

Выражение лица и поведение этих людей было не менее различно, чем их одежда. Лицо раба или крепостного было угрюмо и печально; судя по его унылому виду, можно было подумать, что его мрачность делает его ко всему равнодушным, но огонь, иногда загоравшийся в его глазах, говорил о таившемся в нём сознании своей угнетённости и о стремлении к сопротивлению. Наружность Вамбы, напротив того, обличала присущее людям этого рода рассеянное любопытство, крайнюю непоседливость и подвижность, а также полное довольство своим положением и своей внешностью. Они вели беседу на англосаксонском наречии, на котором, как уже говорилось раньше, в ту пору изъяснялись в Англии все низшие сословия, за исключением норманских воинов и ближайшей свиты феодальных владык. Однако приводить их разговор в оригинале было бы бесполезно для читателя, незнакомого с этим диалектом, а потому мы позволим себе привести его в дословном переводе.

Святой Витольд, прокляни ты этих чёртовых свиней! - проворчал свинопас после тщетных попыток собрать разбежавшееся стадо пронзительными звуками рога. Свиньи отвечали на его призыв не менее мелодичным хрюканьем, однако нисколько не спешили расстаться с роскошным угощением из буковых орехов и желудей или покинуть топкие берега ручья, где часть стада, зарывшись в грязь, лежала врастяжку» не обращая внимания на окрики своего пастуха.

Разрази их, святой Витольд! Будь я проклят, если к ночи двуногий волк не задерёт двух-трех свиней». Сюда, Фанге! Эй, Фанге! - закричал он во весь голос мохнатой собаке, не то догу, не то борзой, не то помеси борзой с шотландской овчаркой. Собака, прихрамывая, бегала кругом и, казалось, хотела помочь своему хозяину собрать непокорное стадо.

Но то ли не понимая знаков, подаваемых свинопасом, то ли забыв о своих обязанностях, то ли по злому умыслу, пёс разгонял свиней в разные стороны, тем самым увеличивая беду, которую он как будто намеревался исправить.

А, чтоб тебе чёрт вышиб зубы! - ворчал Гурт. - Провалиться бы этому лесничему. Стрижёт когти нашим собакам, а после они никуда не годятся. Будь другом, Вамба, помоги. Зайди с той стороны холма и пугни их оттуда. За ветром они сами пойдут домой, как ягнята.

Послушай, - сказал Вамба, не трогаясь с места. - Я уже успел посоветоваться по этому поводу со своими ногами: они решили, что таскать мой красивый наряд по трясине было бы с их стороны враждебным актом против моей царственной особы и королевского одеяния. А потому, Гурт, вот что я скажу тебе: покличь-ка Фангса, а стадо предоставь его судьбе. Не всё ли равно, повстречаются ли твои свиньи с отрядом солдат, или с шайкой разбойников, или со странствующими богомольцами! Ведь к утру свиньи всё равно превратятся в норманнов, и притом к твоему же собственному удовольствию и облегчению.

Как же так - свиньи, к моему удовольствию и облегчению, превратятся в норманнов? - спросил Гурт. - Ну-ка, объясни. Голова у меня тупая, а на уме одна досада и злость. Мне не до загадок.

Ну, как называются эти хрюкающие твари на четырех ногах? - спросил Вамба.

Свиньи, дурак, свиньи, - отвечал пастух. - Это всякому дураку известно.

Правильно, «суайн» - саксонское слово. А вот как ты назовёшь свинью, когда она зарезана, ободрана, и рассечена на части, и повешена за ноги, как изменник?

Порк, - отвечал свинопас.

Очень рад, что и это известно всякому дураку, - заметил Вамба. - А «порк», кажется, нормано-французское слово. Значит, пока свинья жива и за ней смотрит саксонский раб, то зовут её по-саксонски; но она становится норманном и её называют «порк», как только она попадает в господкий замок и является на пир знатных особ. Что ты об этом думаешь, друг мой Гурт?

Что правда, то правда, друг Вамба. Не знаю только, как эта правда попала в твою дурацкую башку.

А ты послушай, что я тебе скажу ещё, - продолжал Вамба в том же духе. - Вот, например, старый наш олдермен бык: покуда его пасут такие рабы, как ты, он носит свою саксонскую кличку «оке», когда же он оказывается перед знатным господином, чтобы тот его отведал, бык становится пылким и любезным французским рыцарем Биф. Таким же образом и телёнок - «каф» - делается мосье де Во: пока за ним нужно присматривать - он сакс, но когда он нужен для наслаждения - ему дают норманское имя.

Клянусь святым Дунстаном, - отвечал Гурт, - ты говоришь правду, хоть она и горькая. Нам остался только воздух, чтобы дышать, да и его не отняли только потому, что иначе мы не выполнили бы работу, наваленную на наши плечи. Что повкусней да пожирнее, то к их столу; женщин покрасивее - на их ложе; лучшие и храбрейшие из нас должны служить в войсках под началом чужеземцев и устилать своими костями дальние страны, а здесь мало кто остаётся, да и у тех нет ни сил, ни желания защищать несчастных саксов. Дай бог здоровья нашему хозяину Седрику за то, что он постоял за нас, как подобает мужественному воину; только вот на днях прибудет в нашу сторону Реджинальд Фрон де Беф, тогда и увидим, чего стоят все хлопоты Седрика… Сюда, сюда! - крикнул он вдруг, снова возвышая голос. - Вот так, хорошенько их. Фанге! Молодец, всех собрал в кучу.

Гурт, - сказал шут, - по всему видно, что ты считаешь меня дураком, иначе ты не стал бы совать голову в мою глотку. Ведь стоит мне намекнуть Реджинальду Фрон де Бефу или Филиппу де Мальвуазену, что ты ругаешь норманнов, вмиг тебя вздёрнут на одно из этих деревьев. Вот и будешь качаться для острастки всем, кто вздумает поносить знатных господ.

Пёс! Неужели ты способен меня выдать? Сам же ты вызвал меня на такие слова! - воскликнул Гурт.

Выдать тебя? Нет, - сказал шут, - так поступают умные люди, где уж мне, дураку… Но тише… Кто это к нам едет? - прервал он сам себя, прислушиваясь к конскому топоту, который раздавался уже довольно явственно.

А тебе не всё равно, кто там едет? - спросил Гурт, успевший тем временем собрать всё своё стадо и гнавший его вдоль одной из сумрачных просек.

Нет, я должен увидеть этих всадников, - отвечал Вамба. - Может быть, они едут из волшебного царства с поручением от короля Обсрона…

Замолчи! - перебил его свинопас. - Охота тебе говорить об этом, когда тут под боком страшная гроза с громом и молнией. Послушай, какие раскаты. А дождь-то! Я в жизни не видывал летом таких крупных и отвесных капель. Посмотри, ветра нет, а дубы трещат и стонут, как в бурю. Помолчи-ка лучше, да поспешим домой, прежде чем налетит гроза! Ночь будет страшной.

Вамба, по-видимому, постиг всю силу этих доводов и последовал за своим товарищем, который взял длинный посох, лежавший возле него на траве, и пустился в путь. Этот новейший Эвмей торопливо шёл к опушке леса, подгоняя с помощью Фангса пронзительно хрюкающее стадо.

Эймер, воспользовавшись случаем, сменил дорожное платье на сутану с затейливым шитьем. Помимо массивного золотого перстня с вензелем, указывавшего на духовное звание гостя, пальцы его, вопреки орденскому уставу, были унизаны драгоценными камнями. Короткая бородка аббата была аккуратно подстрижена, а выбритое темя прикрывала алая шелковая шапочка.

Вместо кольчуги на храмовнике теперь была пурпурная туника, подбитая мехом, а поверх нее – белоснежный плащ с нашитым на него восьмиконечным орденским крестом из черного бархата.

За этой парой почтительно следовала свита.

Последним в залу вошел пилигрим, обутый в грубые сандалии и с головы до ног закутанный в просторный черный плащ, мокрый и забрызганный дорожной грязью. Стараясь не привлекать ничьего внимания, он тихо прошел к дальнему камину, чтобы просушить и вычистить одежду.

Седрик, сделав три шага вперед, с достоинством ожидал приближения гостей.

– Сожалею, почтенный аббат, – сказал он, скрывая блеск глаз, – что саксонский обычай не позволяет мне спуститься навстречу таким знатным персонам, как вы и храбрый рыцарь… Не сочтите это за невежливость. И позвольте мне говорить с вами на языке моих предков; я достаточно знаю норманнский, чтобы понять все, что вы скажете.

– Обеты и обычаи, – примирительно улыбнулся Эймер, – являются нелегкими узами, однако, соглашусь с вами, не должны нарушаться, достойный тан. Хотя этот титул, каким величали в ваших краях землевладельцев, уже отходит в прошлое… Что касается вашей речи, то я охотно готов вести беседу как на том, так и на другом языке.

Рыцарь Бриан де Буагильбер надменно перебил настоятеля:

– Я говорю только по-французски, на языке дворянства; впрочем, понимаю и английский – настолько, чтобы сносно объясняться с туземцами.

Седрик сдержанным жестом пригласил гостей к столу и подал знак слугам подавать ужин. Неожиданно он заметил вошедшего в зал свинопаса и бегущего за ним вприпрыжку шута.

– Нет, ваша милость, – ответил Гурт, подходя. – Все хрюшки в целости, чтоб им… – Зная характер хозяина, свинопас не стал объяснять что-либо и оправдываться, а поспешил на свое место за столом для слуг.

– Извините, почтенные господа, – сказал Седрик и повернулся к гостям. – Я живу в окружении таких пройдох, что, сэр рыцарь, враги Господа нашего в Святой земле просто ангелы в сравнении с ними. Однако трапеза уже перед вами, прошу отведать, и пусть радушие хозяина послужит выкупом за скромные дарования моего повара.

Хозяин дома лукавил – его повар считался лучшим в округе. Пряная свинина, зайчатина, олений окорок, дичь на вертеле, рыба, свежеиспеченный хлеб, пироги и медовые коврижки подавались к столу в великом изобилии. Серебряные кубки ни мгновения не стояли пустыми – и вскоре стало ясно, что такое пиршество не нуждается ни в каких оговорках. Седрик Сакс первым повернул голову к боковой двери, когда оттуда донесся голос дворецкого:

– Место для леди Ровены!

Едва сдерживая недовольство, Седрик поднялся и почтительно провел девушку к креслу, предназначенному для хозяйки дома. При ее появлении все присутствующие встали.

– Не носить мне вашей золотой цепи на турнире! – шепнул Бриан де Буагильбер на ухо аббату.

– Так-то! – ухмыльнулся монах и поднял кубок. – Но будьте осторожны, за нами наблюдают…

Заметив жадно устремленные на нее глаза храмовника, леди Ровена тут же опустила на лицо прозрачное узорчатое покрывало, давая понять, что ей это неприятно.

Девушка и в самом деле была необычайно хороша собой.

Высокая и при этом грациозная, леди Ровена была полна жизни. Ее ясные голубые глаза под темными шелковистыми бровями лучились кротостью, однако было видно, что она привыкла повелевать. Густые рыжеватые волосы, уложенные в замысловатую прическу и украшенные драгоценностями, оттеняли ослепительную белизну лица и длинной шеи, на которой висела золотая цепочка с ковчежцем из тех, в которых обычно хранятся частицы реликвий. Руки девушки были унизаны кольцами и браслетами, а широкое верхнее платье сшито из тончайшей восточной ткани. Под ним было надето еще одно – шелковое, цвета морской волны, не скрывавшее ее гибкой и сильной фигуры.

– Сэр рыцарь, – произнес Седрик, заметивший движение своей воспитанницы, – щеки саксонских леди непривычны к солнцу, и они не выносят пылких взоров крестоносцев!

– Леди Ровена, – поспешно вмешался аббат, – наказывая смелость моего друга, вы наказываете и нас, лишая удовольствия любоваться вашей красотой… Позвольте надеяться, что вы не будете так жестоки на предстоящем турнире!

– Я не охотник до этих забав, – проворчал Седрик, – и еще не решил, стоит ли нам отправляться в Ашби.

– Случай предоставляет вам возможность прибыть туда в сопровождении нашего отряда…

– Почтенный сэр Эймер, – надменно перебил настоятеля саксонец, – до сих пор я не нуждался ни в чьей защите, кроме собственного меча и верных слуг. Если же мы и отправимся туда, нас будет сопровождать сэр Ательстан Конингсбургский со своей свитой. Благодарю за предложение и поднимаю кубок за ваше здоровье!

– A я, – воскликнул Бриан, – пью за прекрасную леди Ровену, краше которой нет во всей Англии!

– Оставьте свои любезности, сэр рыцарь, – проговорила девушка, – и не тратьте пыл понапрасну. Лучше сообщите нам, каковы последние новости из Палестины.

Речь храмовника бесцеремонно прервал Вамба, восседавший позади своего господина в собственном шутовском кресле, украшенном ослиными ушами.

– Перемирия с неверными меня просто состарили! – печально проговорил шут. – Помню их целых три – по одному раз в пятьдесят лет. Выходит, мне нынче полтораста годков от роду.

– Ручаюсь, что ты умрешь не от старости. – Буагильбер покосился на балагура, узнав в нем одного из простолюдинов, встреченных на дороге. – Тебя, болтун и лжец, прикончат гораздо быстрее, если ты будешь так же указывать путь заблудившимся господам, как сегодня мне и аббату.

– Что я слышу, приятель? – не без одобрения в голосе воскликнул Седрик. – Да тебя надо просто высечь за такие делишки! Я вижу, ты настолько же обманщик, насколько и шут.

– Сколько угодно, дядюшка Сакс, мне все едино, секи. Однако тот, кто взял дурака в советники, уж и подавно может его простить…

Прищурившись, шут надменно взглянул на гостя, ожидавшего конца его речи, и только слепой не узнал бы в нем сейчас благородного рыцаря-храмовника.

В этот момент слуга возвестил, что незнакомый путник просит позволения переночевать под защитой крепких стен Ротервуда.

– Впустите его, – распорядился Седрик, – кто бы он ни был. Такая ночь даже диких зверей заставляет прятаться по норам. Позаботься о путнике, Освальд!

В 20-е годы XIX века читающий мир охватила настоящая вальтер-скоттовская лихорадка. Романы «великого неизвестного» многократно переиздавались в Великобритании и очень быстро переводились на европейские языки. Скоттом увлекались люди разных возрастов и сословий. Коллеги по перу завидовали его успеху, но упоминали его книги в своих произведениях. Так, в ночь перед дуэлью роман «великого неизвестного» читает лермонтовский Печорин , от семейных неурядиц в мир благородных героев и прекрасных дам «убегает» главная героиня романа «Жены и дочери» Молли, а с «Робом Роем » знакомятся в гостиной Нехлюдовых в толстовской «Юности ».

Особенно популярным после дебютного «Уэверли» оказался « » - первая книга, действие которой происходит в средневековой Англии, а не в Шотландии XVI-XVII веков. Изначально это был коммерческий проект, призванный привлечь еще больше читателей к творчеству Вальтера Скотта , но литературоведы уверены: упрямый автор не смог бы написать ничего стоящего, если бы не надеялся на то, что это произведение станет его лептой в современной ему политической дискуссии. И даже сейчас, когда «Айвенго» считается детской книгой («первым и последним романом для мальчиков»), в нем легко можно увидеть важные темы постнаполеоновской эпохи.

Вальтер Скотт

Рыцарский роман о XIX веке

Если оставить в стороне романтическую историю о рыцаре, лишенном наследства, и его прекрасной возлюбленной, то на первый план в романе выходит Англия конца XII века, раздираемая спорами англосаксов и норманнов. Профессиональные историки часто упрекали Вальтера Скотта в том, что он утрировал эти разногласия. Мол, через сто с лишним лет после вторжения Вильгельма Завоевателя, обеим сторонам почти нечего было делить. Писатель, конечно, ничего не выдумал, остатки этого противостояния до сих пор видны в английском языке, где высокий стиль формируют слова с романскими корнями, а простую речь маркируют лексемы германского происхождения. Однако сопротивление англосаксов действительно было не таким явным.

Мог ли Вальтер Скотт допустить подобную ошибку? В «Айвенго» действительно есть ряд исторических неточностей, но в контексте романа их, скорее, можно отнести к оговоркам. К этой книге писатель приступил после работы над статьей «Chivalry» («Рыцарство») для Британской энциклопедии. Статья вышла в 1818 году и во многом объясняла различие между военно-феодальным knighthood (англосаксонский термин, обозначающий категорию профессиональных воинов-всадников) и норманнским понятием chivalry, включающим социальные и культурные коннотации. Основываясь на собранном материале, через год автор «Уэверли» опубликовал «Айвенго».

Сегодня ряд исследователей творчества Вальтера Скотта сходится во мнении, что конец XII века в романе легко накладывается на ситуацию первой половины века XIX, а спор англосаксов и норманнов - это метафора разногласий англичан и шотландцев. Последние вошли в состав Соединенного Королевства лишь в 1707 году, но не смирились со своим «вассальным» положением.

Как шотландский патриот, Вальтер Скотт верил в национальную идентичность своего маленького народа, любил его культуру и сожалел об умирающем диалекте, но как человек, знающий политику и понимающий ситуацию в стране, он мог оценить выгоды объединения с Англией. В этом контексте «Айвенго» стоит рассматривать как попытку примирить два лагеря.

В самом деле, Скотт создал роман не о конце англосаксонского сопротивления, а о рождении единой английской нации. У обеих враждующих групп в книге есть свои достоинства и недостатки. Так, писатель явно симпатизирует коренному населению, но саксонского тэна Седрика он выводит косным и сварливым стариком, а главную надежду всей «партии» - Ательстана Конингсбургского - ленивым и нерешительным человеком. В то же время, неприятные во всех отношениях норманны при более детальном анализе оказываются мастерами своего дела, сильными и целеустремленными воинами. Коренные жители справедливы и свободолюбивы, захватчики же умеют «постоять за себя».

Лишенный наследства Айвенго и его покровитель король Ричард Львиное Сердце здесь - лучшие представители своих народов. Причем Ричард даже больший «англичанин», чем Айвенго, он - истинный последователь Вильгельма Завоевателя, смелый и куртуазный рыцарь, но в то же время справедливый и мудрый правитель, не боящийся замарать свою репутацию общением с людьми, оказавшимися вне закона (история Локсли). Безусловно, Вальтер Скотт идеализировал правителя, чей крестовый поход, закончившийся выкупом из плена, едва не привел страну к экономическому краху.

Материал по теме Мнения 10 цитат из книг Вальтера Скотта

Литературное влияние «Айвенго»

Писатель следовал балладной традиции изображения благородного короля-воина. И, нужно сказать, реабилитировал Ричарда I в культуре. В 1825 году Вальтер Скотт во второй раз использовал его образ в своем романе. Речь идет о книге «Талисман», где Львиное Сердце стал главным героем.

«Айвенго» повлиял и на литературную судьбу другого полулегендарного персонажа - Робина Гуда, который здесь именуется Локсли. Благодаря Вальтеру Скотту в традиции прочно укрепилось мнение о том, что благородный разбойник жил в XII веке и был современником Иоанна Безземельного и его брата-крестоносца. Однако писатель сам себе противоречит, ведь Локсли в романе становится победителем лучного турнира, а такие соревнования начали проводиться в Англии не раньше XIII столетия. К сожалению, как было сказано ранее, в «Айвенго» не обошлось без ошибок и анахронизмов.

В большинстве преданий о Робине Гуде оговаривается, что он происходит из знатного рода. Впервые эту точку зрения поставил под сомнение британский антикварий и собиратель фольклора Джозеф Ритон. Согласно его версии, исторический прототип Робина был йоменом (мелким землевладельцем), родившимся в деревне Локсли под Ноттингемом (отсюда и второе прозвище героя). Скотт взял на вооружение именно эту гипотезу, чтобы сделать из Робина Гуда борца за сильную единоличную власть, способную противостоять частным интересам феодалов. Локсли и его отряд - верные союзники Ричарда, помогающие ему в борьбе с Фрон де Бефом, де Браси и другими. Как ни претенциозно это звучит, но писатель превратил благородного разбойника в символ народного сопротивления. Некоторые литературоведы даже называют взаимоотношения между людьми в его отряде примитивным коммунизмом.

Идеальное Средневековье

С середины XIX столетия популярность книг Вальтера Скотта начала падать. Рациональной эпохе не пригодились романтические герои автора «Уэверли», новая волна интереса к ним возникла только в начале XX века. Но, как пишет французский историк-медиевист Мишель Пастуро, до сих пор в европейских книжных магазинах весьма сложно найти полную, не адаптированную для детей, версию романа, что подрывает уважение к произведению в глазах литературной и университетской критики. При этом образы рыцаря Айвенго, Ровены, Ребекки или Локсли стали культурными топосами и продолжают влиять на свою аудиторию, если не напрямую, то через фильмы.

«В опросе, проведенном в 1983-1984 годах журналом „Меdievales“ среди молодых исследователей и признанных историков, фигурировал вопрос: „Откуда у вас появился интерес к Средневековью?“ Среди примерно трехсот опрошенных треть утверждали, что рано пробудившемуся интересу к Средним векам они обязаны „Айвенго“», - пишет Пастуро.

Эжен Делакруа «Ребекка и раненый Айвенго»

Что же такого находят современные читатели в не слишком точном историческом произведении? Дело в том, что Вальтеру Скотту удалось создать образ идеального Средневековья с рыцарскими турнирами, геральдикой, процессами против ведьм и борьбой феодалов и короля, словом, всем тем, что, независимо от исторических деталей, повторяется в любой научной или художественной книге. История, построенная как волшебная сказка, помещена в мрачную атмосферу эпохи непрерывных войн, не позволяющих выезжать из дома без вооруженного отряда, и тяжелых условий жизни, где даже покои знатной леди настолько проницаемы, что портьеры и гобелены колышутся на ветру.

После выхода «Айвенго» наука и литература ненадолго поменялись местами. Роман пробудил столь живой интерес к Средневековью, что в 1825 году Огюстен Тьерри, выпускник Высшей нормальной школы, преподаватель и пионер научной истории, публикует первый из своих трудов - «Историю завоевания Англии норманнами, с изложением его причин и последствий для Англии, Шотландии, Ирландии и континентальной Европы от древности до современности».